Известнейший мастер ушу Сунь Лутан говорил: «Практика кулачного искусства не заключена в каких-то формах (во «внешних», видимых движениях или в «рисунках» движений), но лишь в целостности и полноте одухотворенного ци. Когда одухотворенное ци целостно, то и формы становятся завершенными, к тому же обретаешь подвижность и устраняешь закупорки ци».
Это значит, что внутренняя циркуляция энергии- ци (т.е. внутренняя форма) определяет правильность и завершенность всякого внешнего движения как в ушу, так и вообще в жизни человека. В момент занятий ушу он переживает полноту собственной природы. До сих пор из уст многочисленных носителей ушу, в основном в центральных провинциях Хэнань, Хунань и Хубэй, можно встретить рассуждения об ушу как об «искусстве Дао» (дао шу) или «технике Дао» (дао цзи). Именно так называли ушу внутри сектантских школ еще два-три века назад, причем именовать его таким образом в разговоре между собой могли только члены школ (т.е. члены «внутренней линии»- «нэйсянь»). Напомним, что «искусством Дао» в древности называли магические действия шаманов, даосскую практику изготовления «пилюли бессмертия». Позже к «искусству Дао» были причислены каллиграфия, архитектура, живопись, разбивка миниатюрных садов, стихосложение, все чаньские искусства. В этом же ряду стояло и ушу. Именно с «работой Дао», которое «ничего не делает, а все вершится само собой» (Лао-цзы), и связано понятие «гунфу». Термин «гунфу», больше известный нам в западном искаженном чтении как «кун фу», или «кунг фу», долгое время во всем мире был более популярен, чем «ушу». Как уже говорилось, в современном Китае понятия «ушу» и «гунфу» выступают как одинаковые. «Гунфу» многозначно, его можно понимать как «высшее мастерство», «великая работа», «упорный труд», «подвижничество», «время» (точнее, «наличие времени для выполнения какой-то работы»). Слово «гунфу» употреблялось с глубокой древности в значениях «время» и «долгая работа, выполняемая с особым мастерством». С VII в. оно стало пониматься и как грандиозный успех правителя, мудреца или другого человека, труды которого пошли людям на пользу. Постепенно «гунфу» становится универсальным понятием. Проявившись, скажем, в ушу, оно распространяется и на другие области жизни человека. Отсюда многочисленные рассказы о мастерах ушу, которые были известными философами, поэтами, астрономами и т.д. Обратим внимание на то, что значения слова «гунфу»- «великое делание» и «драгоценное, с умением проведенное время» уже в древности стали похожими. У даосского мистика Гэ Хуна (III—IVвв.) мы, вероятно, впервые встречаем параллельное использование двух вариантов написания иероглифа «гун» из слова «гунфу». Первый вариант означает «деяние», «достижение», «действие», «мастерство», второй- «работа», «ремесло», «мастерство». Поскольку оба варианта в устной речи звучат одинаково, то иероглифы при написании слова «гунфу» стали абсолютно взаимозаменяемыми. В историческом сочинении V в. «Нань Ци шу» («История династии Южная Ци») «гунфу» уже явно означает «достижение», «учение». В философии неоконфуцианства, сложившейся в XI—XII вв., «гунфу» осмысляется как «нравственное усилие», ведущее к духовной самореализации, самораскрытию и внутреннему озарению. Особую популяр-ность понятие «гунфу» приобрело в сектантских народных школах медитативного «внут-реннего искусства» (нэйгун), где занимались сложной психопрактикой, упорядочива-нием циркуляции ци в организме в целях «просветления изначального лика» человека.
Именно в этой среде гунфу постепенно стало обозначать особое мастерство в боевых искусствах. В ушу понятие «гунфу» использовалось в двух смыслах: во-первых, как высшее откровение на пути самопостижения, обретение мастерства, как способность принимать красоты мира и доверять (синь) ему; во-вторых, как совокупность времени и усилий, затраченных на достижение такого мастерства. Гунфу- это и цель, и путь к ней, высшее достижение и ведущая к нему кропотливая работа. С ХVII в. термин «гунфу» стал общим для боевых искусств, потеснив слово «ушу». Особенно широко он использовался в тайных обществах и религиозных сектах типа знаменитого «Белого лотоса» (Байляньцзяо), где под «гунфу» понималось боевое искусство, совмещенное с медитативной практикой. Показательно, что в ряде школ «внутренней семьи» (нэйцзя) понятие «гунфу» соотносится с «Тянь гун»- «Небесным мастерством», причем эти термины в трудах теоретиков ушу использовались как взаимозаменяемые. Тем самым подчеркивается смысл гунфу как высшего мастерства, имеющего космическое («небесное») звучание и происхождение: оно спонтанно воплощается на земле через ряд «пресветлых учителей» (мин ши) «внутреннего искусства». Такое толкование гунфу связано с представлением о мистической «работе Дао», а так же с даосской концепцией «праздности» и «отдохновения» как высшей «работы духа» в противоположность «внешнему», механическому выполнению движений. Считается, что для достижения гунфу необходимы три начала- терпеливые занятия, правильное окружение и опытный учитель. Замечательное высказывание по этому поводу мы встречаем у известного мастера тайцзицюань Чэнь Синя (ХIХ в.): «Современные ученики, не прилагая усердия (гун), сразу же стремятся достичь успехов, прикладывают минимум усилий и стремятся к большим достижениям. Разве это похоже на то, о чем говорил Конфуций: «Сначала- трудности, лишь за тем- успехи»? Итак, необходимо следовать тому, о чем говорил Мэн-цзы (философ- конфуцианец IV в. до н.э. — А.М.): «занимаясь делами, не будь прямолинеен, освободи сердце от пренебрежения, не пытайся превозмочь обстоятельства и лишь тогда сумеешь (обрести успех). Когда не ясны принципы, то идут к пресветлому учителю; когда не ясна дорога, посещают добрых друзей. Когда становятся известны принципы и ясна дорога, а цели все еще не можешь достичь, то в течение долгого времени посвяти себя неутомимому гунфу, и ты придешь к цели» [350]. Предание ушу хранит немало историй, когда мастер не столько обучал последователя технике ушу, сколько каким-либо необычным образом приобщал его к самому «гунфу». Иногда учителя шли от самых обычных вещей, например, заставляли неофита годами вращать мельничный жернов, чтобы он привыкал использовать не силу рук, а «силу земли», которая через ноги и поясницу поднимается в руки, или носить доверху наполненные водой ведра через овраги из самого дальнего колодца, не пролив ни капли, тем самым овладевая искусством мягкого, незаметного передвижения. После такого обучения гунфу реализуется естественно и незаметно, а самим приемам ушу в этом случае можно уже обучить за считанные месяцы. Вместо того чтобы начинать с утомительных технических экзерсисов, ученика ведут к истоку, «семени» любого возможного движения. Гунфу может прийти во время приготовления пищи, занятий каллиграфией и во время тренировки в ушу. Нужно лишь «знать, что делаешь», т.е. обрести «семя движения», которое заключено в мире «доформенном», в пространстве вселенского хаоса, в Дао: «О, смутно-туманное, но в нем заключено семя» («Дао дэ цзин»). Обучаясь чему- то одному и поняв его корень, произрастающий из Дао, овладеть всем. Именно об этом говорит чань- буддийская поговорка: «Все вещи возвращаются к Одному, а Одно восходит к своему истоку- пустоте Дао».
Мудрец- мастер не обязан «знать все», он должен обладать лишь таким состоянием сознания, которое приобщает его к Дао. «Умеет» на самом деле, конечно же, Дао; человек лишь воспроизводит его посылы в конкретных действиях. Известный мастер боевых искусств и ученый ХVI в. У Шу описывает забавную историю, демонстрирующую связь «обучения по аналогии» и гунфу. Эта история касается возникновения стиля «Эмэйского копья», характеризующегося крайне запутанными передвижениями. Два монаха пришли к известному учителю, про которого ходили слухи, что он обладает тайными методами боя с копьем, и стали упрашивать старика открыть им хотя бы часть секретов. Сначала мастер лишь рассмеялся, не ответив ничего, но после долгих уговоров согласился взять их в ученики. Обучение оказалось неожиданным- учитель послал их в лес рубить дрова, чем они и занимались в течение двух лет, даже не приступая к тренировкам. Через два года учитель с улыбкой (это вообще характерная черта описания мастеров- улыбка, смех, показывающие игровой характер их обучения) сказал им: «Вы вдвоем упорно и настойчиво трудились и теперь уже можете идти дальше. Я владею 18 способами прямых уколов копья, 12 способами ударов руками, взаимного использования защиты и нападения (т.е. блокировки удара противника и одновременной контратаки — А.М.), словом, сокрушительным боевым искусством. Если, рубя дрова в течение долгого времени, вы научились управлять своими руками через сердце, то, даже не зная способов движения руками и передвижений, вы уже содержите это в себе в скрытом виде» [254]. По сути, в этом и заключается смысл ушу- содержать в себе в скрытом виде (юй) знание не только о всевозможных приемах, но и о мировых трансформациях вообще. Китайские народные легенды постоянно подчеркивают запредельность всякого мастерства, достигаемого в занятиях ушу. Оно даже может помочь одолеть нечистую силу. Так, в одном старом китайском сборнике, посвященном демонологии, рассказывается о некоем Сун Дасяне- Суне Великом мудреце. Как-то он расположился на ночь в заброшенном павильоне и с помощью приема «на удержание» победил напавшего на него призрака: к утру тот превратился в лисицу- оборотня. С тех пор никто не тревожил посетителей в том павильоне [421]. Интересно, что в западной демонологии призрака можно уничтожить только особыми способами- заклинаниями, за говоренным оружием, серебряными пулями, но никак не голыми руками. В Китае борьба с призраками велась теми же методами: с помощью заговоров и даосских магических приемов. Но и ушу ничем не отличалось от магического искусства. Достижение гунфу отнюдь не заключается в напряженной, изматывающей работе сознания. Так, в монастыре Шаолиньсы современные наставники учат заниматься ушу в состоянии «не думания», или «внемыслия» (у нянь). Канон тайцзицюань подчеркивает: «Чтобы овладеть чем- то, вы должны как можно меньше использовать свое сознание» [460]. Когда субъективное отражение мира уже не довлеет над человеком, «и Небо, и человек- все пронизано единым ци», то «нет ни меня, ни другого- все сливается в круговороте единого Ци». Не случайно многие стили включают в себя лишь два- три комплекса, и на их основе ученики постигают все многообразие оттенков ушу- сначала технических, а затем и духовных. В результате человек как бы перешагивает через ограниченность внешних форм, и, овладев внешним движением, начинает видеть его внутреннюю сущность, понимаемую как гунфу. Именно эту способность имел в виду учитель тайцзицюань Чэнь Синь, когда писал: «Изучающий ушу движется от того, что имеет форму, к тому, что не имеет и следа, постигая в этом Небесном искусстве (тяньгун) сокровенно- утонченное начало» [350]. Попытаемся понять цепь рассуждений Сунь Лутана об истоке «знания вне знания»: «Простота ушу заключена в том, что формы кулачного искусства достигают простоты и не притязательности, но тем не менее не приходят в ха ос. Начало и конец такого кулачного искусства, а также применение приемов являются тем, над чем люди никогда не задумываются, но то, что знают… Изучение ушу позволяет человеку познавать вне размышлений и свершать, не обучаясь» [216]. Значит, для ушу существует знание, предшествующее обучению, которое никогда не приходит из внешнего мира, но изначально присутствует в душе человека. В тоже время лишь обучение у учителя позволяет выявить знание, суть которого- незнание, точнее, то, что противоположно обыденному знанию. Обучение превращается не в изучение, но в некое воспоминание, возвращение к собственным духовным истокам.
（по материалам изданий А.А.Маслова）