«Большая сила побуждает к великой мудрости». В этом афоризме тонко подмечена основа гармоничного воспитания бойца в традиционном ушу. Она носит название «удэ» («боевая мораль», или «благодать боевых искусств»), а если толковать более широко, то «благое качество, достигаемое через занятия боевыми искусствами». 

С особой силой удэ проявилось после того, как было в основном завершено формирование технического арсенала ушу, т.е. с XVII- XVIII вв., и встал вопрос о духовном и этическом осмыслении всего комплекса боевых искусств. Так, достижение благодати и нравственности в процессе тренировки заняло лидирующее положение, оставляя позади собственно техническое мастерство. Известный мастер ХVIII в. из Хэнани Чан Найчжоу в «Книге о техике боя» («Уцзи шу») в первых главах своего труда акцентирует внимание на понятии добродетельного поступка, почтительности и скромности бойца, нежели описании ударов. Он считал, что ушу начинается с воспитания души, а отнюдь не с объяснения техники поединка: «Изучая кулачное искусство, надо прежде всего совершать добродетельные поступки, в мирских делах быть почтительным и скромным, не вступать в бой с другими людьми. Только таким образом можно стать истинным человеком и благородным мужем». Стоит напомнить, что многие школы боевых искусств, особенно деревенские, служили одновременно воспитанию молодых людей, где они обучались грамоте и ритуалам. А потому в самом широком смысле правила удэ, которые прививались ученикам, являлись нормами ритуального и «правильного» поведения в китайском обществе. Логика этого процесса завершилась в ушу возникновением утверждения о том, что «боевое искусство создано для того, чтобы им никогда не пользоваться». Но было бы неверно определять «боевую мораль» исключительно как набор каких-то нравственных качеств и запретов. Это особая форма бытия, стилистика жизни в ушу, по сути каждодневное существование на грани человеческого и небесного.

В большинстве своем правила удэ существовали в виде неписаного кодекса и формировались вокруг представления об универсальном ритуале поведения человека в обществе. Приблизительно с XVIII в. начинается письменная фиксация правил удэ, в результате чего возникла ют обширные кодексы, связанные с традициями крупнейших стилей и школ ушу, например, шаолиньцюань, тайцзицюань, нэйцзяцюань. Такие кодексы можно разделить на запретительные и общеморальные. К первым относятся предписания о том, чего не должен делать последователь ушу, какие знания не должен разглашать, а так же кого нельзя обучать, перед кем нельзя демонстрировать свое мастерство и т.д. Общеморальные кодексы повторяют конфуцианские постулаты поведения, характерные для идеального цзюньцзы («благородного мужа»). Лишь запретительные кодексы можно отнести к действительной традиции ушу, хотя в реальной жизни предписания общенравственного и запретительного свойств тесно переплетены в одном и том же кодексе. Естественно, что правила удэ рисовали некий идеальный образ бойца, который на практике не всегда воплощался должным образом. Но тем не менее удэ задавало стандарт «правильного» поведения последователя ушу и, по наблюдениям автора, этому стандарту до сих пор стремятся следовать те, кто считает себя принадлежащим к традиции ушу. Хотя кодексы и предписания заметным образом отличаются друг от друга, тем не менее мы можем говорить о ряде канонических правил. Следование «боевой морали» начинается прежде всего с воспитания скромности, особого уважения как к учителю и собратьям, так и ко всем окружающим. Ученик, который выказывает подобострастное поклонение учителю, но груб и заносчив по отношению к другим людям, считается утерявшим важнейшую черту боевой добродетели- всеобщность принципа искренностии- зачастую изгоняется из школы. Учитель может строго наказать ученика за то, что тот демонстрировал приемы ушу без явной необходимости, добиваясь дешевой популярности. К принципам «боевой морали» относят также серьезность человека в процессе обучения. Во время тренировки необходимо соблюдать «золотую середину», «неторопиться и не медлить», как учили китайские мастера, «позволять вещам и самому человеку развиваться естественным образом, своими советами помогая ученику, но ни в коем случае не приказывая. Каждый должен следовать в обучении своим собственным склонностям», объяснял учитель тайцзицюань Ян Чэнфу. Считается крайне недостойным менять школу без видимой причины, покидать учителя и тем более открывать самостоятельное преподавание без его разрешения. Ряд стилей, в частности монастырский шаолиньцюань (в отличие от светского), до сих пор требует наличие особого разрешительного документа от наставника на создание новой школы; без него школа будет считаться «ложной».Целый комплекс правил касается собственно процесса тренировки: терпение, умение переносить трудности и боль, тщательность, строгое следование наставлениям учителя, последовательность этапов тренировки, разумная неторопливость. Примечательно, что большинство трактатов по ушу описывают обучение не столько как поэтапное овладение приемами, сколько как процесс становления сознания, или, как это часто называли во «внутренних школах», «овладение истинной мыслью и истинным устремлением». И во всем- немалая тщательность, уважение к искусству. Не случайно учитель тайцзицюань Дун Иньцзе говорил: «Метод человеческой гармонии заключен в том, что хотя вы и вступаете в поединок, но при этом должны оставаться вежливыми и не терять достоинства» .
Многое в моральных предписаниях ушу связано с понятием «человеколюбие», или «гуманность» (жэнь)- одного из ключевых понятий учения Конфуция. Известный китаевед академик В. М. Алексеев очень метко, хотя и пространно трактовал термин «жэнь» («гуманность») как «культура духа» или «человеческая культура». У Конфуция понятие «человеколюбие» сочетается с твердостью и решительностью: «Кто преисполнен человеколюбия, тот храбр. Кто храбр, тот не обязательно человеколюбив». Он же называл знание, человеколюбие и мужество тремя путями «благородного мужа»:«Знающий не сомневается. Гуманный не тревожится. Мужественный не боится». Примечательно, что именно эти три качества лежат в основе идеологии воспитания последователей в крупнейшей международной организации традиционного ушу- Ассоциации Цзинъу. Конфуций понимал под «человеколюбием» также «путь преданности и великодушия», и «любовь к людям». Как-то один из учеников великого учителя поинтересовался смыслом «гуманности», и Конфуций объяснил: «Тот, кто в Поднебесной способен придерживаться пяти качеств, может быть назван гуманным». Речь шла о скромности, великодушии, искренности, настойчивости и доброжелательности. Итак, оказывается, что человеколюбие- не просто доброжелательное и милосердное отношение к людям, но некий фактор гармонизации отношений, во-первых, между миром и человеком, а, во-вторых, между человеком культурным и человеком естественным внутри одной личности. Обратим внимание- на Западе гуманность воина понимается несколько иначе, в основном как проявление сострадания к человеку, прощение сильным слабого или победителем побежденного, как это было в рыцарских поединках. По-другому мыслится в западной культуре и ценность человеческой личности. В китайской культуре «гуманность» не слепа, она выборочно действует в зависимости от ситуации. Считается, например, что казнь преступника- это проявление гуманности» по отношению к народу, ибо преступник может принести в мир немало зла. Известен даже случай, когда Конфуций, занимая административную должность в одном из уездов, приговорил к смертной казни чиновника, не исполнившего должным образом ритуал. Попробуем объяснить этот парадокс. Тесная связь «гуманности» с ритуалом в китайском традиционном обществе приводила к такому явлению: «гуманность» распространялась лишь на тех, кто соблюдал нормы ритуального поведения. Тот, кто нарушал эти правила, считался «потерявшим лицо». Автоматически он утрачивал и собственную «гуманность» по отношению к другим, т.е. терял основное свойство человека. Следовательно, с ним можно было поступать без всякой «гуманности». В этом отношении весьма показательна одна из бесед Конфуция со своим учеником Янь Юанем. Когда Янь Юань поинтересовался, что такое истинная «гуманность», Конфуций объяснил: «Сдерживать себя и поступать сообразно ритуалу- вот что такое истинная гуманность». «Позвольте узнать,- снова спросил Янь Юань,- как этого добиться?» «Не смотреть на то, что противоречит ритуалу. Не слушать того, что противоречит ритуалу. Не говорить того, что противоречит ритуалу. Не делать того, что противоречит ритуалу», — объяснил Учитель. Вывод из всех этих рассуждений для китайского культурного сознания прост: тот, кто не следует должным нормам поведения- «ритуалу», сам вычеркивает себя из числа тех, к кому приложимо понятие «гуманность». Именно поэтому бойца, нарушившего правила своей школы, нормы общения с учителем или с другими людьми, могли сурово покарать, даже убить- в какой-то момент он просто переставал существовать как полноценный человек. Однако, пока эти базовые ритуальные нормы не нарушены, необходимо приложить все усилия для того, чтобы предотвратить поединок и не травмировать соперника. Именно поэтому в теории ушу сосуществовали внешне абсолютно противоречивые установки. С одной стороны, учили: «Пусть твоя защита не будет сильнее, чем нападение», «мудрец не обнажает оружия по своей воле», а с другой стороны, наставляли: «Коли вступил в поединок- свали противника с ног, как больное животное», «ударить противника- все равно, что щелкнуть пальцами». Оказывается, что дело здесь заключается не столько в противоречивости речей разных наставников, сколько в оценке того, соответствует ли поведение человека социально принятым ритуалам (напомним, что даже национально принятая форма приветствия- тоже ритуал), и, следовательно, применима ли к нему «гуманность». В этом отношении весьма показателен пример Сунь Лутана, являющегося общепризнанным символом «боевой морали». По его мнению, истинный боец должен придерживаться двуединой добродетели- «добродетели в речах» и «добродетели в руках», т.е. в поединке. В то же время Сунь Лутан образно объяснял: «Смотри на соперника как на сорную траву. Ударить соперника- все равно что прогуляться по дороге». Понятие «дэ» («благой мощи»), в другом контексте- «морали», «добродетели»,- в китайской традиции меньше всего связано с областью исключительно моральной. Это слово имеет скорее духовно- «энергетическую» окраску. Согласно китайской духовной традиции, Небо ниспосылает «благую силу» (дэ), которую воспринимает высший среди людей- император, не случайно титулуемый «Сыном Неба». В свою очередь правитель распространял дэ на своих подданных и таким образом напитывал Поднебесную «благой мощью», ведя ее по пути гуманности, преданности и справедливости. В уставах школ ушу практически та же концепция описывается и по отношению к наставнику- именно он воспринимает истинное дэ и передает его своим ученикам. Дэ было практически единственным качеством, которое характеризовало человека как Мастера, никакого другого критерия не существовало. Таким образом, понятие «удэ», по сути, представляет особую «Благодать», получаемую во время занятий боевыми искусствами. Многие истории об известных мастерах были связаны именно с описанием их «благой» или «добродетельной мощи», а не силы удара. В частности, о патриархе стиля «Кулак Потерянного следа» (мицзунцюань), основателе Ассоциации утонченных боевых искусств (Цзинъу тиюй хуэй) Хо Юаньцзя (?—1909 г.) рассказывают такую историю. Однажды состоялся поединок между его первым учеником мастером Лю Чжэньдуном и известным мастером одного из южных стилей Чжан Гуанъу. Бой продолжался с небольшими перерывами почти до вечера и закончился вничью: противники оказались равны друг другу. На второй день на помост решил подняться сам Хо Юаньцзя. Он быстро сломил защиту соперника и, захватив своей правой рукой правую руку Чжана, а левой ногой заступив за его ноги, обвил левой рукой поясницу противника и мощным движением оторвал его от помоста. Публика замерла, ожидая неизбежного броска. Но тут Хо Юаньцзя спокойно произнес: «Не стоит мне быть не- вежливым. Прошу прощения»,- и осторожно опустил могучего бойца на ноги. Публика вначале замерла от удивления, а затем взорвалась одобрительными криками и аплодисментами. Чжан Гуанъу признался: «Хо Юаньцзя поистине обладает не только блестящим боевым мастерством, но и высочайшей боевой добродетелью и действительно достоин уважения». Рассказы о таких поединках в мире ушу имели во многом воспитательное значение. Возможно, в реальности события развивались совсем иначе, однако всякое предание ушу носит дидактический характер, и поэтому сегодня мы видим целую галерею «добродетельных бойцов», снискавших себе славу не количеством выигранных поединков, а способностью одержать победу в соответствии с канонами удэ. Понятие «добродетельного бойца» зачастую срасталось с именем известного мастера. Например, рядом с фамилией знаменитого мастера Сунь Лутана часто помещался буддийский знак «десять тысяч лет добродетельного счастья»- свастика (кит.- «вань»). Иногда сам Сунь Лутан подписывал свои труды, ставя рядом с фамильным иероглифом Сунь знак свастики, причем никто из его поклонников не сомневался после этого в подлинном авторе трактата. Примечательно, что китайский буддийский миссионер Сюаньцзан, который привез в VII в. из Индии немалое количество сутр и перевел их на китайский язык, обозначал «свастику» иероглифом «дэ» («благая сила»). Слово «удэ» имеет весьма древнее происхождение. В древнем Китае удэ рассматривалось как способ сделать государство процветающим. В летописи «Цзо чжуань», авторство которой приписывается ученику Конфуция, говорится о семи аспектах удэ: обуздание жестокости (т.е. борьба с самоуправством должностных лиц), отказ от использования военной силы, поддержание общественной безопасности, умиротворение народа, приведение народа к гармонии, процветание и богатство. Прежде всего принципы «удэ» призваны были сохранить внутренние секреты школы от случайных людей. По этой причине было нежелательно без крайней необходимости показывать технику школы. Точно так же считалось излишним без надобности меряться силами с представителями других школ, если это не затрагивало чести «семьи» или учителя. Не случайно было популярно выражение: «Пройди мимо обидчика, не замечая. Но если вступил в поединок- убей одним ударом». Другим качеством удэ являлось умение распознать представителя «своей» школы, встретив его в толпе или на пустынной дороге. В качестве «паролей» широко применялись такие тайные знаки, как приветствия, расстановка пиал на столе, умение держать палочки для еды особым образом, подвернутые рукава или штанина, способ захвата посоха, медальон, татуировка. Существовала и некая тайнопись- например, всем известный иероглиф «дао» или «ци» вписывался в сложный узор таким образом, что терялся там, и лишь посвященный мог узнать его из множества переплетенных линий. Некоторые иероглифы, например, названия школы или приемов, записывались при помощи дру- гих иероглифов, близких по звучанию, но обозначающих совсем другое понятие. Более того, иногда для членов школы стиль имел од но наименование, а для «внешних» -другое. Так, название стиля тунбэй юань внутри школы записывалось иероглифами, означающими «сквозную (комплексную) подготовку», а для всех остальных- как «удары, наносимые через спину», или «пронзающие руки», хотя в устной речи эти названия произносятся одинаково. Каждая школа имела свое приветствие, которое едва заметно отличалось от обычного поклона. Например, шаолиньские бойцы кланялись, подняв левую ладонь на уровень бровей, а последователи мицзунцюань перед поклоном описывали небольшой круг ладонями перед корпусом, вращая их в разные стороны. На юге, среди последователей тайных обществ, практиковавших ушу, был распространен следующий тип приветствия: левой ладонью накрывали сверху правый кулак, руки в таком положении поднимали от правого бедра на уровень глаз, затем выполняли поклон. Такой знак символизировал приверженность китайской династии Мин, которую в 1644 г. свергли маньчжурские завоеватели, основавшие затем династию Цин. Иероглиф «мин» («светлый») состоит из графем «солнце» и «луна», а ладонь и кулак, соединенные вместе, символизировали их соединение в одном иероглифе. Многие подобные приветствия можно встретить и сегодня- они выполняются перед началом таолу в виде традиционного поклона, но большинству занимающихся уже не известен их тайный смысл. Практически все крупнейшие школы имели свои кодексы удэ. Некоторые из них базировались на буддийских монастырских уложениях, другие повторяли конфуцианские правила поведения «благородного мужа». Лишь немногие из таких кодексов записывались, да и началось это, как уже отмечалось, не раньше ХVIII в. Один из самых разработанных кодексов удэ появился в Шаолиньском монастыре, прославившемся своими монахами- знатоками ушу. Первые боевые уложения в известной степени повторяли обычный монастырский устав и стремились связать занятия ушу с базовым буддийским постулатом ахимсы- не-причинения вреда живому (кит.- бу ша шэн). Они носили явно запретительный характер и, как утверждает монастырская традиция, относятся к XIII в., хотя их перечень в архиве Шаолиньсы относится к началу XVIII в. Вероятно, самым первым кодексом шаолиньского удэ стали десять коротких правил, сформулированных фактическим создателем канонического шаолиньского ушу Цзюэюанем в 308х годах XIII в. Они получили название «Десять запретов» («Ши цзинь»), по аналогии с десятью запретами, известных каждому буддисту. Эти правила касались десяти запрещенных, или «не праведных» поступков, которых не должен был совершать монах-боец: отрекаться от учителя (не соглашаться с учителем), иметь не праведные (еретические) мысли, обманывать, неоправданно демонстрировать свое искусство, воровать, совершать безрассудные поступки, совершать злые (преступные) деяния, нарушать указы и законы, обижать слабых, пить вино и предаваться разврату. Правила Цзюэюаня можно считать уникальными, поскольку это одно из немногих старых уложений удэ, дошедших до нас в подлинном виде. Мастера многих школ в провинции Хэнань, где расположен монастырь, до сих пор почитают шаолиньцюань. На самом деле «Десять запретов» повторяют обычные правила поведения монахов и весьма косвенно связаны с занятиями ушу. Тем не менее на протяжении шести столетий они формировали собой канон поведения не только монахов-бойцов монастыря, но и тысяч светских последователей шаолиньцюань по всему Китаю. Со временем «Десять запретов» получили свое осмысление непосредственно в терминах боевых искусств, хотя в течение долгого периода их чисто «боевая» трактовка существовала лишь в устном виде. Наконец в 1915 г. «Шаолиньские заповеди» были опубликованы в книге известного мастера ушу и адепта шаолиньской традиции Цзунь Воцзи «Тайные речения Шаолиньского ушу» В середине 20—30-х годов ХХ в. становятся каноническими «боевые уложения» (у се), созданные настоятелем монастыря, представителем 30-го поколения шаолиньских бойцов Чжэньсюем (1893—1955 гг.): «Боевая мораль воспитывает прекрасных наставников, а из трудностей вырастают великие мастера. Обучаясь боевому искусству, сначала получают удары и с улыбкой на лице встречают обман со стороны других. Надо в спокойствии переносить удары противника и никогда не начинать поединок первым. Избегай дурных поступков- и тогда с радостью воспримешь дух первоучителей». Понятие «удэ» в шаолиньской традиции может толковаться весьма широко. Например, оно распространяется даже на, традиционное одеяние монахов: особенности его ношения, его покрой, цвет, характерное складывание рясы, тонкости питания, соблюдение распорядка дня и режима тренировок. Существуют и устные дисциплинарные предписания и обеты, также относящиеся к категории удэ, которые посвященный монах не должен открывать мирянам. Помимо монастырских уставов удэ существовали и кодексы, составленные известными мастерами. Некоторые из них получили широкую популярность, выйдя за рамки той школы, где были созданы. В любом случае с конца XVIII в. можно уже было говорить об определенном стандарте правил «боевой морали», поскольку все подобные уложения содержат схожие постулаты: терпение, преданность школе, уважение к мастеру, запрет перескакивать через этапы тренировок и т.д. Формулировались эти «заповеди удэ» зачастую весьма необычным образом. Например, в стилях «внутренней семьи» под «боевой моралью» понимались пять запретов. Они были сформулированы знаменитым мастером «внутренних стилей» Ван Чжэннанем. Он не преподавал своего искусства пяти категориям людей: боязливым сердцем, драчливым, пристрастным к вину, болтливым, мягкотелым и глупым по природе, а также тем, кто вел аморальный образ жизни. Одним из самых известных «частных» кодексов удэ стали правила мастера Тун Чжунъи (1879—1963 гг.), опубликованные им под названием «Знания, необходимые для бойца ушу» («Уши би чжи»). Тун Чжунъи, прослывший не только мастером ушу, но и весьма образованным человеком, в 1922 г. создал в Шанхае несколько союзов боевых искусств, в том числе Общество кулачного искусства Чжунъи, Общество борьбы шуайцзяо. Именно для учеников этих организаций и были написаны правила: «Обладай постоянством: иначе изучающий ушу уподобится лодке, что скользит против течения, не продвигаясь вперед, а лишь отступая. Каков он в изучении гражданских дисциплин, таков он и в изучении боевых искусств… Соблюдай закон: закон- это гарантия прав человека. Все люди нашего государства должны придерживаться законов и особенно это касается тех, кто занимается боевым ремеслом… В противном случае очень легко могут возникать драки, а боевое искусство, что уже поселилось в теле, может стать инструментом дурных поступков…Не будь заносчивым. Храни искреннюю преданность делу: искренняя преданность- это основа становления физического начала и исток морального совершенствования …». В ушу выработались определенные нормы применения правил удэ в различных ситуациях. Так, на поединках (лэйтай), проводимых в конце ХIХ- начале ХХ вв., существовало неписаное правило: «Не дотрагиваться до болевой точки». Такой удар лишь обозначался легким шлепком, что опередило появление принципа бесконтактного поединка в каратэ более чем на сотню лет. Проводились и упрощенные поединки, где состязались не столько в умении нанести противнику решающий удар, сколько во «внутреннем мастерстве». Так, мастеру Сунь Лутану шестеро японских дзюдоистов предложили померяться силами. Сунь Лутану было в то время уже около семидесяти лет, однако он не только не отказался от поединка, но и предложил довольно оригинальный способ его проведения. Старый мастер лег на землю и приказал пяти дзюдоистам крепко прижать его: двое держали за руки, двое- за ноги, и один поставил ногу ему на корпус. Сунь Лутан сказал: «Пусть один из вас досчитает до трех. Если на счет «три» я не сумею встать на ноги, считайте, что вы выиграли». Японец начал отсчет, и тут старик Сунь применил весьма изощренный и сложный способ подъема с земли- «прыжок сколопендры». По его телу прошла дрожь, он весь изогнулся, а затем резко напрягся, оттолкнулся руками и ногами и, сбросив японцев, вскочил на ноги. Изумленные, они признали свое поражение. Такой тип «добродетельного поединка» назывался «бу чу шоу» («не пуская рук в ход»). Его использовал, например, мастер тайцзицюань Ян Баньхоу, изматывая противника хитрыми уходами от ударов, сам при этом не атакуя. Инструктор императорских войск и член тайного общества Гань Фэнчи вместо того, чтобы ударить мечом в голову противника, точным ударом срезал волоски у него на бровях. Наставник мицзунцюань Хо Юаньцзя легкими шлепками по уязвимым зонам выводил противника из себя. В бою принципы удэ в целом сводились к тому, чтобы ограничить атаку противника, не нанося ему особого вреда. Таким образом, понятие удэ приобретало два оттенка. На поверхности- соблюдение определенных морально- этических норм и предписаний, касающихся повседневного поведения бойца, правил ведения поединка и т.д. В глубине же удэ оборачивается особым свойством истинного бойца, исконным смыслом ушу, как бы обратным видимому проявлению боевого искусства. Если публика ценила силу бойца, ловкость приема, восхищалась могучим ударом, то мастер много выше ставил способность не проявлять эту силу, не использовать техническую сторону ушу вообще. Шаолиньский наставник Мяосинь как-то заметил: «Тот, кто следует по пути боевых искусств, превыше всего ставит добродетель, а не силу, придает большее значение защите, а не нападению. Когда пробуждаешь в себе добродетель- то встречаешь признательность, а когда используешь силу, то наталкиваешься на противодействие. Защита- это предвестник жизни, а нападение- предвестник смерти. Когда меня атакуют, я защищаюсь. В этот момент у меня на сердце спокойно, мое ци концентрируется, дух просветляется, и пробуждается отвага… Все это приводит к полному внутреннему умиротворению, благодаря чему мое ци оживает. Кто бы меня ни атаковал- ничто не обеспокоит меня. А вот у атакующего гневливое ци поднимается вверх, шесть духов (шесть качеств души. — А.М.) перевозбуждаются и не способны сдерживаться внутри. Из-за этого состояние его духа поверхностно, ци рассеивается, и он никак не может собрать свои силы. Мне же, который противостоит ему своим покоем, нет нужды травмировать соперника, ибо через короткое время он сам повредит себе».

(по материалам изданий А.А.Маслова）